Portal of Illusion

Он не помнил у Питера такой улыбки – лукавой, зазывающей, как и такого взгляда – сколько он обещает! Губы Каспиана дрогнули в предательской блаженной полуулыбке, он откинул голову на подушку и выдохнул. Ресницы подрагивали, пальцы нервно сминали ткань простыни.
Зато он помнил, что у Питера красивые руки. Просто потрясающе красивые руки с длинными тонкими пальцами – сильные… нежные. Достаточно было уже помнить одно это, а сейчас, когда эти пальцы… Держаться больше не было сил. Каспиан бессильно мотнул головой и прикусил губу, не пропустив низкого, вибрирующего стона.
Горячие губы накрыли его рот, и он медленно открыл глаза, чтобы посмотреть на Питера –

… и увидел камни потолка. Голубоватые в лунном свете, с темными швами между блоками. Ему захотелось тихо позвать, произнести имя, но он быстро осознал ирреальность этого желания. И когда понял, что это было не более чем сном, с силой ударил кулаком по постели и зажмурил глаза.
Пытка была невыносимой.

- Мой принц… - Каспиан нехотя отвел глаза от окна и посмотрел на одного из советников невидящим, прозрачным взглядом. Состояние сна наяву становилось привычным. Не думая ни о чем, можно было думать о Питере. А смотря на пустоту его можно было даже видеть – хотя бы мысленным взором.
Пытка продолжалась.

Он больше не листал книг и не читал свитков, не рассматривал изысканное оружие и не разговаривал с приближенными – вечерами он готовился ко сну. У него дрожали руки и подкашивались ноги, всё тело пронзала игристая, волнительная истома – будто он действительно с минуты на минуту ждал Питера. Но ведь он действительно его ждал.
Сколько может длиться эта пытка?
Неужели – вечность?

Каспиан проводит ладонью по груди Питера и жмурится от удовольствия – тихий прерывистый вздох для него лучшая награда, знак, что он всё делает правильно, что не ошибается, что Питеру так же хорошо, как ему, а ему безумно, безмерно хорошо. Он опускает голову, проводит волосами по животу – Питер вздрагивает и втягивает воздух сквозь плотно сжатые зубы – и осторожно захватывает губами горячую плоть. Полу-всхлип удовольствия повисает в воздухе –

… как и всхлип разочарования. Всё сон, всё только сумасшедший сон, каждую ночь – сон, и только несколько отрывочных кусков от мозаики реальных воспоминаний. Каспиан смотрит широко открытыми глазами в потолок и меньше всего на свете желает двинуться или просто повернуть голову – чтобы не почувствовать, не нащупать, не увидеть, что он один.
Ждать – это пытка.
Ждать вечно – проклятие.
Жить можно только во сне – он единственное, что имеет смысл.

Каспиан водит пером по пергаменту и совершенно не понимает, что подписывает. Указ, предписание, распоряжение, подтверждение – какая разница, если это всё – суете сует, ненужное оформление жизненно важных отрывков – снов.
Там Питер, к которому можно прикоснуться.

Он никогда и никому бы в этом не признался, но ему так приятно чувствовать на себе тяжесть этого тела, ощущать кожей, как срывается дыхание Питера. Движения становятся быстрее, поцелуи превращаются в укусы, Каспиан запускает руку в волосы Питера и чувствует, что еще немного, еще чуть-чуть, долю секунды, и мир разлетится на микрочастицы…

… и просыпается в холодном поту.
Нет уже ни изумления, ни горечи, ни жалости. Только бешенство от того, что просыпаться – необходимость. Нельзя не просыпаться.
Теперь уже не сны – пытка. Теперь пытка – пробуждения.

Каспиан со всей силой, со всем безумством своего бешенства обрушивает меч на проклятое дерево. Перед глазами алый туман, руки действуют, а в голове никаких мыслей, и только глубоко в подсознании не требование, а просьба – жалкая, щемящая, нежная: Открой проход, верни мне Питера, ибо это больше невозможно, не в силах человеческих терпеть…
Принц, обессилев, опускает меч, усмехается и садится на землю, прислонившись спиной к дереву. Свежий ночной воздух кружит голову и усыпляет –

… губы сливаются сладко, так сладко…